Я поняла только то, что меня отпустили и надо бежать. Схватила платье и выскочила из комнаты: закрывшись им, я прижалась к захлопнувшейся двери, не представляя, что делать дальше. В кабинет! Я заскочила к себе и чуть не поскользнулась на непривычно голом полу. Этот глупый пустяк меня доконал, и я, дойдя до кресла, разрыдалась.

Слезы, рыдания – это то, что забирает силу, выводит ее вместе с влагой и звуком, откровенным воем или заглушенными всхлипами. Я выплакивала черноту, которой нахлебалась от Седрика, которой позволила появиться от собственного страха и унижения, заставив себя делать то, что не хотела.

Наверно, я плакала бы еще долго, погрязнув в жалости к себе и самобичевании, но меня отрезвила одна мысль. «Лиан очень расстроится, увидев меня такой, и будет себя корить». Как ни странно, но слезы высохли сами собой, я осознала, что сижу в чулках и трусиках и плачу как последняя дура, позволяя уже своей собственной силе покидать меня. Я осмотрела надорванное и мокрое от слез платье, и все же надела его, долго возившись с двумя десятками гадостных пуговиц. На животе нескольких не хватало, ну, хвала Свету, что на животе, а не ниже – можно все же как-то пройти мимо охраны, прикрывшись. Я пошла в уборную, умылась, расплела остатки косы и причесалась, посидела в рабочем кресле, окончательно успокаиваясь и собираясь с мыслями. Прикрыла полупустые vis-центры и позвонила в охрану.

– Мой гость уже ушел?

– Да, мэм.

– Хорошо.

Путь свободен, я нашла какую-то папку, прижав ее к животу прошла мимо Алекса, старшего ночной смены, и оказалась в своем переулке. Привычный подъем по лестнице, и я дома.

Услышав, что я вернулась, вышел заспанный Лиан.

– Спать, живо! – я закрыла нашу связь наглухо. – Эту ночь с цветами. Восстанавливайся.

Я мимолетно поцеловала его, не боясь, что он что-то почует, силу я успела привести в порядок, и он, успокоенный, ушел в свою комнату.

А я пошла на кухню за чаем и медом, в надежде, что они помогут забыть гадкий вкус силы Седрика. После чаепития мне окончательно полегчало, и я, включив автоответчик, отправилась спать.

* * *

Проснулась я от того, что Лиан тихо зашел в мою спальню, принеся с собой свежесть лугового утра, и привычно устроился внизу. Вдвоем мы подремали еще с часик, а проснувшись окончательно, я принялась играть с его волосами, для него это послужило сигналом к действию.

Опять поцелуи-подарки в живот, он уже сам знал, когда остановиться, и я полностью отдала ему контроль над происходящим. Вновь уютные порции силы, как дуновения свежего ветерка между нами. Они делятся пополам, словно пирожное, съедаются с удовольствием, и мы тут же принимаемся за следующее. Все было идеально, все было так, как я хотела. Лиан остановился, как только почувствовал усталость, и я была благодарна ему за это. Я была благодарна за все… Сердце сладко сжалось, и белая сила, взявшись ниоткуда, выплеснулась цветком-облачком, окутав Лиана.

Он удивленно уставился на меня своими огромными сверкающими глазами, по чуть-чуть принимая подарок.

– «Пати?» – с надеждой спросил он.

Я не понимала, о чем он спрашивает, и Лиан увидел это непонимание.

– «Пати, забери половину», – чуть грустно попросил он.

Я послушалась. Мы поделили этот огромный сказочный торт из света, тепла и радости и, объевшись, улеглись рядышком.

Когда каждая клеточка тела перестала петь как весенняя пташка и звенеть как ручеек, когда мысли вернулись в голову, потеснив блаженную пустоту, я вспомнила о вопросе Лиана и захотела объяснений, но он еще не пришел в себя. Уютно устроив щеку в моей ладони, он бездумно водил пальцами по руке, а сверкающие крылья мерно двигались, разбрасывая искры силы, из-за этого воздух в комнате стал, как на лугу после дождя.

– Лиан, – мягко позвала я.

– М-мм? – глаза пьяные-пьяные.

– «О чем ты спрашивал»?

– «Спрашивал? А… Я решил, что ты передумала и захотела сделать ребенка. Мне».

Мой мозг завис, как зависают компьютеры, не в силах осмыслить услышанное. Но все же постепенно смысл сказанного дошел.

– «Я не хочу ребенка. Сейчас», – осторожно сказала я.

– «Угу, я понял. Догадался, что ты это случайно», – Лиан оставался все таким же пьяным и чуть сонным, – «Но это было так похоже. Не думал, что вспомню».

– «Вспомнишь что?»

– «Мы ж первые. От нас все флерсы, от нас, и Матерей… Думал, что забыл».

– «Спи, мой хороший».

– Угу… – и он отключился совсем.

У меня возникло четкое ощущение, что я мчусь на взбесившейся лошади, моя жизнь несет меня, не разбирая дороги, события за событиями – одно неверное движение – и я на земле, со сломанной ногой или шеей, как повезет. Почему-то это не пугало. Совсем. Может, я устала бояться и осторожничать? «А может, это переизбыток белой силы, отключающий самосохранение», – выскочила вдруг мысль, похожая на вечно брюзжащего домового из детства. Может, и так. Но вернуть ничего нельзя, лошадь не слушается ни узды ни кнута, остается только вцепиться покрепче и постараться не делать глупостей. Кстати, о них… Волк должен скоро прийти.

Ох, Лиану спать лучше с цветами, а не здесь. Что же делать?

– Лиан… Лиан…

Спит, и только крылья чуть шевелятся – работают, превращая белую силу в салатовую. Чувствуя себя донельзя странно и дико, я осторожно посадила его, взяв за плечи, а потом подняла и поставила на ноги, он не проснулся, лишь попытался упасть, я удержала и в конце концов взвалила его на плечо. Он был легкий, но отнюдь не невесомый. С такой ношей я без проблем миновала двери и коридор, вошла в комнату и осторожно опустила его на топчан. Хоть бы нахмурился, что ли, но нет, мордашка безмятежная, как у маленького ребенка.

Лиан… Я не могу понять, как к нему относиться. Кто он для меня? Ребенок, дитя? Но иногда он напоминает старика и бывает мудрее меня. Мужчина, любовник? Почти любовник… Не могу я относиться как к мужчине к тому, кого ношу на руках…

Ладно, как я отношусь к Лиану, вопрос из ряда риторических. А меня ждет грубая реальность в виде присмиревшего, я надеюсь, волка.

Придя на работу, я первым делом отправилась на кухню, за привычным завтраком – фруктами и пирожным. Поль, наш шеф-повар, как всегда, ругался с помощником. Вообще-то он Пол, но требует, чтоб его звали на французский манер.

Я поцеловала его в щеку, и он замолк на полуслове.

– Пати, вот твой завтрак, – Поль единственный, кому дозволено фамильярничать.

– Угу. Merci.

Поймала благодарный взгляд от младшего повара…

Поль божественно готовит и умеет управляться со сложным хозяйством кухни, но излишне эмоционален и культивирует в себе это, считая свои истерики проявлением творческой личности. Даже Дениз не всегда может справиться с очередным скандалом, когда ей под нос суют завядшую зелень или подванивающую креветку, в таких случаях всегда ищут хозяйку, меня. «Мисс Дженьювин, Поль опять расстроен», – это пароль, значит, надо идти на звук и утихомиривать гения от кулинарии.